Стенограмма выступления Д. В. Егорова на коллегии ФТС России, 6 марта 2020 г.
«Спасибо за предоставленное слово. На одном из слайдов Владимир Иванович показал ситуацию с информационным обменом с другими службами. Мы должны понимать, что сегодня мы находимся в тех реалиях, что должны оценивать, на каком уровне цифровой зрелости находится каждый из федеральных органов исполнительной власти. Для этого нужно вводить специальные стандарты, потому что, если мы не будем готовы к этому обмену, то даже если он по сути состоится, но информационная система его не обрабатывает, то ценности от этого не будет никакой.
Второе, что не менее важно с моей точки зрения. Как бы высоко мы не задирали планку в своих технологиях, у нас все-таки есть или подконтрольные субъекты, или клиенты. Но если мы не будем влиять и понимать каким образом проходят бизнес-процессы у участников внешнеэкономической деятельности, у налогоплательщиков, то, естественно, эти технологии просто некуда будет класть, потому что если участник внешнеэкономической деятельности, налогоплательщик не может себе позволить качественный информационный обмен, то, чтобы мы не поставили, этого обмена просто физически не будет. Для этого необходимо представлять общие программы, для того, чтобы участники внешнеторгового оборота переходили на электронный документооборот.
Когда я говорю о работе с Федеральной таможенной службой, я могу сказать, что мы находимся на абсолютно одинаковом уровне цифровой зрелости. Это не значит, что нашим службам некуда стремиться. Но при этом мы можем себе позволить те технологии, которые мы сегодня реализуем. Мы сегодня уже получаем все таможенные декларации, все платежи от таможенной службы абсолютно автоматизировано, тут же их обрабатываем, и сегодня у нас уже получается, что более 3 триллионов 600 миллиардов НДС в автоматизированной режиме тут же отработано от таможенной службы, тут же найдено в декларации налогоплательщика в качестве вычета и полностью состыковано. Искажение по данным составляет менее одного процента. При том, что раньше этих данных мы просто не имели. Буквально за несколько лет мы зону этого оборота вычистили до уровня практической погрешности. Это о чем-то говорит. Это говорит о том, что информационное обеспечение ведомств и инвестиции в информационное обеспечение ведомств, конечно, дают свою отдачу.
Следующее. Когда мы говорим о дальнейшем развитии, у нас есть совместный проект по прослеживаемости и проект по управлению рисками, который также, в том числе, является элементом проекта по прослеживаемости. Здесь, с одной стороны, мы уже основные бизнес-процессы с коллегами обкатали. Спасибо большое за оперативность. У нас осталось несколько блоков по обмену синтетическим данными, чтобы мы были уверены, что у нас все работает.
Но что беспокоит. Прослеживаемость начинается с участников оборота. Прослеживаемость начинается с налогоплательщиков. У нас этот законопроект второй раз вернулся на оценку регулирующего воздействия, а до июля месяца осталось всего ничего. А налогоплательщикам к этому надо подготовиться. Это непростая задача для налогоплательщика, хотя мы и с учетом, со всеми производителями и провайдерами реализовали все, и они готовы, но в любом случае для плательщиков необходимо также проделать серьезную работу. Я думаю, что надо будет отдельно встретиться и поговорить. Надо будет как до налогоплательщиков, так и до участников внешнеторгового оборота всеми возможными каналами донести возможности быстрой реализации на их стороне этого проекта. Иначе, что мы получим – мы получим грязные данные. Это значит наши сотрудники будут заниматься и обрабатывать информацию, которая по сути будет невалидна. Мы будем тратить свои ресурсы, как мне представляется, ни туда куда следовало бы.
Более важный по уровню вопрос – это то, что сегодня соглашение о прослеживаемости подписали, ратифицировали только Российская Федерация и Беларусь. И мы должны понимать, что пока прослеживаемость производится только на территории России, эта картинка далеко не полная. Сколько бы мы не внедряли прослеживаемость, если товарные потоки идут без квалифицированного учета, без четкой коррекции на реальную рыночную стоимость по внешним границам, учитывая, что здесь, в ЕАЭС) границ нет (в ЕАЭС) все равно нужно понимать, что мы будем иметь очень серьезные искажения. Мы будем иметь всегда, к сожалению, точку для конфликта с коллегами, при том, что могли бы работать совместно очень четко, взаимосвязано, пользуясь едиными стандартами.
Более того, информационная система, которую мы сегодня внедряем с коллегами из ФТС, дает нам следующий уровень возможности по анализу, потому что исторически это касается практически всех проверяющих органов. Мы идем от показателей – сколько мы доначислили, сколько мы довзыскали, сколько решений вынесли, но не от того, а сколько должны были. Вот система управления рисками, те подходы, которые мы с коллегами внедряем, это приближение к замеру объективной картины, с которой мы должны работать, а не от процессов, в каком количестве мы их провели. Итоговая ценность именно в том, чтобы и налогоплательщики, и участники таможенного администрирования, сами исполняли свои обязанности, а не путем контрольных мероприятий. Это, конечно, самая великая ценность, которая представляется нам и которую обоим ведомствам стоит добиваться.
И последнее. Я могу сказать, что мы, как мне представляется, можем еще более качественно внедрять систему управления рисками, потому что, когда нам коллеги (ФТС) показали свою систему, мы поняли, что есть очень серьезно чему поучиться нам, и что доработать на своем борту, поэтому, если коллеги из ФТС будут готовы, я всех призываю посмотреть. Там очень многому можно научиться. Со своей стороны, я думаю, мы порадуем коллег из таможенной службы – мы в системе прослеживаемости ввели оценку рыночной стоимости, которую привязывали к цене и через контрольно-кассовую технику, и по другим участниками оборота, которую мы видим в товарном потоке. Вы нас, конечно, покритикуете, мы очень на это надеемся, чтобы стать лучше. Спасибо большое».